Forgive me Father for I have sinned
День второй: Прошел никак – просто в поезде. Зато не зря – подкормила на станциях двух собак Все-таки бездомные собаки бывают подчас умнее домашних. Одну кормила с руки, так она так осторожно брала еду, ни разу не прихватила случайно мой палец. Моя Люсинда, чтобы научиться так же брать что-то с рук, отхватила не раз по носу, и крепко. И сомневаюсь, что кто-то ту бездомную этому специально учил.

Мне очень хочется добиться значимого поста потом, когда выйду из университета; поста настолько значимого, чтобы можно было бы финансировать парочку приютов для бездомных животных в России.

Папа подает признаки разумности! Было пару моментов, когда он пытался опять съехидничать и говорить со мной, как с дебилкой, но потом сразу прекращал. Как ни странно, но он держит свое обещание. На сколько это продлится – непонятно, но пока дает надежду. Подумываю о том, чтобы все-таки поехать с ним в горы, но поставить ультиматум, что если он себе позволит опять вспылить на ровном месте, я пакую сумку и еду первым же автобусом обратно. Надо взять с собой достаточно денег на такой случай. Хотя на большее, чем на два дня, я все равно не собираюсь ехать, поэтому может ему удастся держать себя в руках все это время. Надо будет с ним на этот счет поговорить.

Пока читала в поезде одну книжку, пришли на ум кое-какие мысли. Книжка это называется «13 вещей, которые не имеют никакого смысла», а на самом деле она про всякие научные эксперименты и открытия, которые до сих пор не получили конкретного объяснения и являются загадкой для ученых всего мира. Один из них – эффект пласебо. Есть научные опросы и исследования, которые доказывают, что его не существует. А есть намного больше исследований, которые показывают, что этот эффект-таки не миф, а реальность. По-видимому, вера в то, что полученное лекарство должно помочь, активирует какие-то химические процессы в нашем мозгу, которые сами начинают вырабатывать вещества для ожидаемого эффекта – будь то уменьшение боли или беспокойста, антидепрессанты, морфий, даже кокаин.

Да что далеко ходить – когда я была маленькая, я себя убедила (вот что значит детское воображение), что одна травка, похожая на веточки морковки, останавливает кровь и ускоряет заживление ранки. Я насушила этой травки, измельчила ее и при ранках разводила в кипятке и накладывала на ранку. А то что она немного пощипывала (вода все-таки попадала на ранку), только убеждало меня, что процесс исцеления шел полным ходом. И что вы думаете? Мои ранки действительно заживали быстрее. Вот вам эффект пласибо на лицо.

Так вот. Я вот что подумала, вспомнив теорию про силу наших мыслей – что типа если что-то очень сильно желать и при чем искренне верить в то, что это уже сбылось, то оно и сбудется. Если обе теории (про мысли и про пласибо) – правда, то вера в исполение желаемого не более чем некий вариант эффекта пласибо: верь все сердцем и искренне, что это правда, и нечто (твой мозг, а может, какие иные природные силы) будет активировать то, что само приведет желание к исполнению. Типа, кушай аспиринку и верь всем сердцем, что она поможет тебе поступить в университет – и ты поступишь.
То есть я про то, что просто верить, и верить изо дня в день – сложно. А вот если «заякорить» это действие – таблеточкой ли или специальным ритуалом, – процесс веры становится легче, потому что он принимает облик чего-то материального, а не абстрактного. Интересная мысль, на мой взгляд. Надо только ее проверить. Надо просто снова найти в себе того ребенка, который беззаветно верит, что какой-то сорняк исцеляет ранки, и проверить.

А вот то, что я хотела написать давным-давно, но не получалось остаться с самой собой наедине. Все-таки поезд в компании с ночью – отличная вещь!
Моя крыска умерла 15 августа. В тот день, когда мы праздновали свадьбу Рудольфа, и нас не было дома.
Сначала, за несколько дней до этого, Моритц перестал есть свой крысиный корм. Я накупила ему всяких вкусностей типа свежей морковки, сыра и отрубей, молочка, мяса, и продолжала кормить этим. Потом он отказался от всего, кроме сыра, молока и йогурта. А потом он отказался и от сыра, что само по себе было уже очень плохим знаком. И йогурт брал только тогда, когда я смачивала в нем палец и давала облизать. Так мы и ели. И в последние два или три дня постоянно просился ко мне на руки. Только я засуну руку в клетку, чтобы оставить там крышечку с йогуртом, он летел ко мне, откуда бы он ни был, и лез на руку, совался через любую щель между дверцей и моей рукой, лишь бы ко мне. Я его тогда брала к себе на колени и просто сидела так с ним, смотрела телевизор, гладила. И в последний день было так же, только он в тот день уже ничего не ел, и дышал тяжело, через рот. До сих пор помню, как, не успела я положить его обратно в клетку, он рванул обратно ко мне на руки. А я не могла его обратно взять – нам надо было собираться и уходить на свадьбу. И он так и цеплялся за решетку и смотрел на меня.
А когда мы вернулись поздно ночью, он уже лежал в клетке мертвый, и одна передняя лапка его была сжата в кулачок. И я до сих пор не могу себе простить, что не держала его в руках в тот момент, когда он умер.
И после этого момента меня начали неотступно преследовать мысли о моей бабушке. Я уверена, что она еще много лет проживет, как минимум еще 10, но я боюсь за нее, что она будет так же умирать – одна. Воистину, мы приходим в этот мир в одиночестве, и уходим тоже в одиночестве.
И наконец до меня дошло, в полной мере дошло, что когда я приезжаю домой – я должна проводить с ней как можно больше времени. Друзья были и остаются друзьями, но я не обязана зависать с ними днями. На первом месте стоят родители, и на этом первом месте впереди стоит моя бабушка. И я обязательно заберу ее к себе, как только встану на ноги. Не хочу, чтобы меня потом преследовали такие же мысли, как и после моей крыски. Чтобы я думала о том, как ему, может быть, было страшно умирать в полном одиночестве и почему его маленькая крысиная лапка была сжата в кулачок.